Я был там, потому что хотел помочь (окончание)
| Original title: | Я был там, потому что хотел помочь |
| Author: | Ореховский А. |
| Source: | Комсомолец Кузбасса from 1990-02-03 |
«В связи с объявлением чрезвычайного положения в Нагорно-Карабахской автономной области...
1. Запретить проведение забастовок, собраний, митингов, уличных шествий, демонстраций, а также театрально-зрелищных, спортивных и других массовых мероприятий.
Установить цензуру на средства массовой информации.
2. Распустить Армянское арцахское народное движение «Миацум», Национальный совет Нагорного Карабаха и Арцахский армянский студенческий Союз, отделения неформальных организаций... и закрыть их печатные органы.
Запретить создание новых общественных и неформальных организаций.
Прекратить деятельность постов «самообороны» и приостановить функционирование добровольных народных дружин...» (Из приказа коменданта района чрезвычайного положения генерал- майора Косолапова от 18 января 1990 г.)
«До сих пор неизвестна судьба членов колхоза имени Фиолетова Аскеранского района Егише Багдасаряна и Василия Алавердяна. 15 января... отправившись на работу... они вместе с грузовой машиной пропали без вести». («Советский Карабах», 21 января 1990 г.).
НЕЗАДОЛГО ДО ЯНВАРЯ
Мы уже не те после гого, что случилось. Быть может, завтра нас резанут по сердцу новое потрясение новая катастрофа и «еще раз заставят ужаснуться своими масштабами. Но сейчас я хотел бы снова вернуться назад и вспомнить тот теплый и солнечный день октября 89-го в Баку, когда на центральной городской площади рокотал стотысячный митинг.
Я был на нем. Людское море, насколько хватало глаз: то затихало, успокаиваясь, то «вздымалось» возмущенным или одобрительным гулом. Такое огромное, оно было как одно целое, и это, конечно, впечатляло и давало основание кое о чем поразмыслить.
«Море» не штормило, оно лишь бродило и колыхалось, время от времени обдавая меня замешкавшегося, волнами эмоционального всплеска. Нетрудно догадаться. что мой приезд в Баку явно совпал с «приливом»: движение, рожденное карабахской волной, нарастало и одолевало нопый виток. С октября Совет Министров, Азербайджанской ССР постановил «...удовлетворить обращение Народного фронта Азербайджана (НФА) о его регистрации как общественного формирования». Был отменен комендантский час, действовавший в Баку около года. А чуть раньше, 23 сентября, и тоже не без воздействий Народного Фонта, Верховным Советом Азербайджана был принят Конституционный закон Азербайджанской ССР о суверенитете республики. В нем, например, говорилось, что высшая законодательная, исполнительная и судебная власть осуществляется Азербайджанской ССР самостоятельно «в интересах всего многонационального народа республики», подчеркивалась роль Азербайджанской ССР в деле защиты безопасности ее граждан.
Вообще слово «конституционный», как мне тогда показалось, было очень популярно среди бакинцев. Характерным, однако, мне показалось и то, что на щит в «карабахском вопросе» была поднята не статья 70 Конституций СССР, провозглашающая свободное, самоопределение наций, а прежде всего одна из последующих — 78. Помните, о чем она говорит? «Территория союзной республики не может быть изменена без ее согласия. Границы между союзными республиками могут изменяться по взаимному соглашению соответствующих республик, которое подлежит утверждению Союзом ССР».
Что же касается Международных пактов, принятых при непосредственном участии СССР, и резолюций ООН относительно самоопределения народов, то о них речь не шла.
— А почему, собственно, она должна о них идти? — задал мне встречный вопрос, Яшар Алиев. Его мнение было мне интересно узнать, ибо он, как я понял, один из наиболее уважаемых здесь людей, первый заместитель председателя комитета «Гарабага Халг Ярдымы». (Этот комитет тоже появился недавно и тоже в прямой связи с событиями в Карабахе. Его цель — оказывать помощь азербайджанскому населению НКАО). — Все эти резолюции не имеют отношения к делу. Ни Москва, ни ООН —- никто не может отнять у нас Карабах.
— Согласны ли вы с тем, что положение в настоящий момент критическое? — спросил я его.
— Не по нашей вине. Но, к сожалению, это факт. Автономия Нагорного Карабаха стала очагом межнациональной розни. Она не оправдала себя. Что бы я предложил? Думаю, пора ее отменить. Пожалуй, это единственный выход.
Замечу, что среди бакинцев предлагал такое решение не он один. Это я не мог тогда расценивать иначе, как своего рода драматический парадокс: ведь статус автономии НКАО зафиксирован не... где-нибудь, а опять-таки в Конституции СССР — в статье 87. Так в умах людей, в том числе и стоящих на площади, рассуждал я, преломляется проблематика Нагорного Карабаха с ее противоречиями и сложностями. И на мнение, другого моего собеседника — представителя ЦК ЛКСМ Азербайджана (заведующего сектором оборонно массовой и спортивной работы), считавшего карабахский кризис делом рук... Центрального разведывательного управления, — я смотрел как на еще один характерный тому пример.
Не скрою, в парадоксах такого рода я был склонен увидеть хотя бы некоторый просвет среди туч. Но угнетала закрытая армянская церковь в центре Баку. Удручали шутки (?) наподобие той, которую я в подземном переходе у метро «Гянджлик» услышал от молодого парня, когда спросил, как добраться, до Армекикенда: «Земляк, не говори это слово, а то убьют». Обескураживал результат моего визита в МВД Азербайджанской ССР, где мне так и не сообщили, много ли было за последнее время фактов насилия по отношению к армянскому населению, которое оставалось еще в Баку. Я имел сведения, что такие случай были. И что же? Компетентные должностные лица говорили со мной доброжелательно. Только на интересующую меня тему — ни «да», ни «нет».
И еще. Изучая в Баку предоставленный мне проект программы Народного фронта Азербайджана, я не мог не отдавать должное его актуальности. Я видел, что в нем немало пунктов общедемократического содержания, гуманистической направленности, высокого гражданского пафоса, и готов был приветствовать это. Но чем же тогда было объяснить противоречившую им длительную блокаду Нагорного Карабаха и Армении? «Это ответная реакция, вынужденная мера», — говорили мне в бакинских инстанциях, приводя факты, когда автомашины на дорогах к азербайджанским селам НКАО, подвергались... нападению, а против поездов, идущиХ из Азербайджана в Нахичевань, на территории Мегринского района Армении совершались разного рода провокации, вплоть до попытки подорвать железнодорожное полотно. Но такое объяснение, такую логику, изложенную и в комментарии агентства Азеринформ, принять я никак не мог. Что же это получается? — думал, я. — За действия некоторых людей заставлять расплачиваться целый народ? Отыгрываться на невиновных?
Ну а разве не показателен тот факт, что постановление Верховного Совета СССР «О неотложных мерах по обеспечению бесперебойного функционирования железнодорожного транспорта и базовых отраслей народного хозяйства», предписывающее, в частности, «...Обратить особое внимание на к сложившееся нетерпимое положение на железных дорогах Закавказья (а каких именно? — А. О.) и обязать все органы государственного управления в регионах, (каких? — А. О.) незамедлительно восстановить нормальное движение поездов, на всех участках указанных (? — А. О.) железных дорог», было принято лишь 3 октября — спустя более чем два месяца со дня начала блокады Армении? И в этой связи разве не закономерно, что слова «о неотложных мерах» (ничего себе, неотложные!) могли быть восприняты в сложившейся ситуации не иначе, как лицемерие, как шутка в духе «черного юмора», как издевательская ирония? И не это ли объективно могло способствовать дальнейшему обострению обстановки?
КОМУ СУДИТЬ МАНУЧАРОВА?
Армения граничит как с Нахичеванской АССР, так и с Ираном. И не случайно, еще до трагических январских событий в Баку широкие круги общественности Армении с тревогой восприняли весть о нарушении режима советско-иранской границы в районе Нахичеванской АССР. «Требуем... положить конец противоправным действиям и гарантировать неприкосновенность Государственной границы СССР», — говорилось в письме ЦК комсомола Армении.
Исчезло, словно его и не было. Но вернемся-ка в тот ноябрь 88-го. Ведь все тогда было, за несколько дней до его ареста, — и воинское подразделение, и тяжелая бронированная техника, брошенные к его дому... Началось с попытки следовательской группы сделать у него обыск. (Сам Манучаров отсутствовал, дома была лишь его семья). Кончилось столкновением с людьми. В числе пострадавших оказались женщина преклонного возраста, а также пожилой инвалид.
Случайно ли тот инцидент не был предам широкой гласности? Случайно ли мы в те дни так ничего и не узнали о нем? Любопытно, что когда я, находясь в Степанакерте, попросил прокурора НКАО Василенко прокомментировать кое-что из того эпизода («меньшего брата» Звартноца, Минска, Тбилиси?), он посоветовал мне обратиться... в военную прокуратуру в Кировобаде, которая, впрочем, была не так уж и далеко — в каких-то ста пятидесяти километрах.
Пытался ли он уклониться от разговора на эту тему? Или действительно был не в курсе некоторых подробностей — скажем, о том, кто и насколько серьезно пострадал тогда? («Мне такие факты не известны»,— объяснил он). Ничего себе выбор — что тот вариант, что этот. А ведь из такого рода «альтернатив», с моей точки зрения, во многом и состоят сегодня клубы все более темнеющей карабахской грозовой тучи...
Ну а какова же судьба самого Аркадия Манучарова? Под хмурым молчанием средств массовой информации («Неужто перестарались?..») его дело шаг за шагом теряло свой лоск. Минувшим летом оно слушается в Брестском областном суде — и возвращается на доследование. Вскоре после этого материалы на Манучарова поступают из Прокуратуры СССР по новому адресу — в Верховный суд Белоруссии. Результат, однако, тот же самый. Наконец, по третьему заходу, они рассматриваются уже не где-нибудь, а на пленуме Верховного суда Белоруссии — в высшей судебной инстанции республики. И снова возвращаются туда, откуда пришли, то есть в Прокуратуру СССР. Протест Прокуратуры СССР отклоняется. Решение Брестского суда остается в силе. Более того, участники пленума — члены Верховного суда республики указывают на то, что работники следствия, которые вели дело Аркадия Манучарова, не раз и не два нарушали нормы уголовно - процессуального закона. Так вот, оказывается, как «формировался» образ «коррумпированного мафиози», взлелеянный официальной пропагандой?
...Передо мной — авторские свидетельства на изобретения, фотографии, документы. Всего лишь некоторые страницы жизни Аркадия Манучарова. И— копия депутатского мандата, завоеванного им на выборах в минувшем году — в дни, когда он уже длительное время находился под стражей. Именно этот мандат приносил 4 сентября 1989 года в Бутырскую тюрьму Андрей Дмитриевич Сахаров, дабы вручить его Аркадию Манучарову лично.
И — сентябрьская же (!) заметка в «Комсомольской правде» с одергивающим, предостерегающим заголовком «Из тюрьмы — в депутаты?». Вот она: «Как удалось установить корреспонденту «Диалога», А. Манучаров... Находится под стражей с 29 ноября прошлого года (теперь уже позапрошлого. — А. О.), ...По данным следствия, он, работая директором комбината, систематически получал от подчиненных деньги от реализации неучтенной продукции. А также сам организовал дачу взяток. После возбуждения уголовного дела о фактах хищений и других злоупотреблений А. Манучаров, опасаясь раскрытия совершенных преступлений, организовал массовые беспорядки... Следствие продолжается».
По четвертому, стало быть, кругу дело пошло. Так кто на очереди? Кому предстоит судить Манучарова в четвертый раз?
В ТУМАНЕ
Сумерки в горах скоротечны, тем более октябрьские, и темнота застигла нас еще до въезда на перевал.
И снова ночной Карабах был насторожен и молчалив. Наша машина петляла по краю ущелья, по извилистой и узкой дороге. Слева в свете фар набегала на нас стена горной гряды, справа же, в каких-то трех-четырех шагах, за клочьями наползающего тумана тянулась пропасть.
Мои спутники — офицеры милиции, азербайджанцы, согласившиеся подбросить меня из Лачина через Шушу как можно ближе к Степанакерту (но не в сам Степанакерт; въезжать туда было для них рискованно), подтрунивали надо мной. А позади, в тумане и темноте, мелькали полоски света: следом за нам (то есть под милицейской охраной) цепочкой шел в НКАО десяток грузовиков с комбикормом.
В тот вечер я возвращался с лачинского «пограничья». Лачин. Многим ли до недавнего времени была известна эта крохотная точка на карте, этот участок территории Азербайджана, отделяющий НКАО от Армении? Но вот в прошлом году об этом узеньком перешейке стали говорить в полный голос. Единственная трасса, связывающая Карабах с Армянской ССР, неоднократно и подолгу перекрывалась силами местных жителей. Блокировать дорогу, дабы «не допустить оказание помощи армянским экстремистам», «пресечь возможность провоза оружия а боеприпасов», выходили даже женщины, дети. Увы, все было возможно в обстановке столь накаленной и захватившей столь большое число разных людей.
В день моего пребывания все вроде было тихо, спокойно. Но только на первый взгляд. В Лачинской больнице я встретился с Мирали Шахбазовым — азербайджанским милиционером, по виду балагуром, весельчаком, которого, судя по всему, не озлило даже случившееся с ним ЧП. («Я жду ваших вопросов, Андрей Алексеич», — шутливо подзадоривал он меня). Раненого, его привезли только что: ехал по трассе, и стоило только остановиться и выйти из машины, как почти сразу же получил пулю в руку.
Он рассказал мне, где именно это произошло (в пяти, километрах от райцентра, возле моста) и с какого примерно места раздался выстрел. Пока не стемнело, я успел побывать там. И что же? До лесной чащи, откуда, по словам Шахбазова, в него стреляли, было метров сто или сто пятьдесят через ущелье. Полно, сумел ли стрелявший разглядеть того, в кого бьет? Отнако же попал...
Безнадежное дело. Скорее всего, еще один протокол пополнит архив, тем и кончится. Еще раз я вспомнил, что незадолго до моего приезда в Степанакерт там в областной больнице умер 26-летний Олег Жихорь мастер-наладчик из Наро-Фоминска; средь бела дня раненный из засады около одного из сел. Товарищ Олега, единственный, кто в тот, момент был с ним рядом, видел стрелявшего — успел разглядеть, как тот удирает. Но ищи ветра в поле.
А насильственная смерть Артура Тоняна, жителя поселка Ленинавана? Его труп был найден 12 июля, после чего группа людей взялась за камни и перебила в Ленинаване окна в домах азербайджанцев — сотрудников научно-экспериментальной базы. Что называется, «отомстили». Между тем истинные убийцы были, поди, уже далеко.
Скудные крохи, изредка кидаемые нам в те дни средствами массовой информации, не давали представление относительно всей глубины трагедии, относительно общего числа убитых, раненых, пострадавших, униженных и оскорбленных. А ведь оно огромно, это число. Списки, сведенные воедино, которые я видел и копиями которых частично располагаю, не оставляют иллюзий.
...Разговор, продолжавшийся по дороге, начался еще собственно там, в Лачине. Узнав, что я, был в Фергане, один, из местных жителей заинтересовался этим.
— Разве Фергана — не закономерность? — спросил он меня. — Надеюсь, вы не будете отрицать, что именно события в Карабахе стали для нее толчком? Что именно от Карабаха все началось?
— Буду отрицать, — сказал я. — Насчет закономерности я не спорю. Но истоки-то разве не дальше — и тех событий, и этих? Событий, по своей природе абсолютно различных?
— Вы не видите связи между разгулом насилия здесь и там? Не видите логической цепочки? — напирал оппонент.
-— Кто же ее не видит. Но откуда браться горючему, как не из недр и глубин?
— Тогда почему именно Карабах? Чем бы вы объяснили? Почему именно он стал «первой ласточкой»?
Как будто у меня самого не болит голова... И вот я ехал и думал, в очередной раз взвешивая аргументы. Наверняка ведь сыграли тут свою роль религиозные, культурно - исторические факторы, непростое взаимодействие разных национальных миров, которое мы явно недооценивали. Вот и выплеснулось все раньше, чем у других, выразив себя в протесте, блокированном прежде всего нашей непролазной рутиной, в результате чего массовое народное движение с обеих сторон оказалось загнано в тупик этнического конфликта и сведено к отчаянному противоборству соседей — тяжелейшему, мрачному, безысходному в самой своей сути.
«А, ч-черт...» Ну да это сше полбеды. Хотя сам-то мост — что лучше, нежели он олицетворяет собой нынешнюю ситуацию в Карабахе? По нему проходило автомобильное сообщение Азербайджана с Шушой без заезда в Степанакерт. По нему можно было ехать и в армянские села.
Разумеется, важно, думал я, установить, кто его взорвал. Но гораздо важнее, что в результате так или иначе в проигрыше оказались все, что эскалация мести, какими бы чувствами она ни вызывалась, какими побуждениями ни двигалась, путь тупиковый. И еще думал я, что рано или поздно многое обязательно переменится, наша реальность обретет наконец человеческое лицо, и все проблемы будут решаться только демократически, мирно, цивилизованно. Может, для того-то нам и нужно пройти через все эти ужасы, чтобы смыть с себя проклятие прежних лет и возродиться точно феникс из пепла?
Много лет шли мы к Нагорному Карабаху. И шли, оказывается, только лишь для того, чтобы до отказа сдавить пружину. Ну а теперь, наверное, потребуется не меньше, чтобы вернуться на круги своя и обрести все утраченное.
Выйдя на ровную дорогу, я направился в сторону войсковиков, к видневшемуся невдалеке милицейскому «уазику».
А. ОРЕХОВСКИЙ.
НА СНИМКАХ:
Аркадий Манучаров — узник «Бутырок».
Вот он, мост возле Степанакерта. Таким я его видел в те дни...
Баку — Нагорный Карабах — Кемерово.
Редакция газеты «Комсомолец Кузбасса» и автор выражают признательность Кемеровскому областному комитету Красного Креста за то, что он помог в организации этой поездки. Благодарим работников бакинских газет, армянское республиканское общество «Знание», Центральные Комитеты комсомола обеих республик, общественность Нагорного Карабаха, ученых-историков, сотрудников армянской республиканской газеты «Коммунист» за оказание помощи в работе. А редакцию фотохроники Арменпресс, редакцию армянской республиканской молодежной газеты «Комсомолец», информцентр Армянского общенационального движения и независимую прессу благодарим еще и за предоставленные фотографии.
