Полигон Карабах
Original title: | Полигон Карабах |
Author: | Капустин Андрей |
Source: | ОриентиР ДиП № 32 from 1991-06 |
Андрей КАПУСТИН<br\ > Харьков - Ереван - Степанакерт - Шуша - Ереван - Харьков
И ВСЕ-ТАКИ ОНИ НАС БОЯТСЯ...
«Здесь теперь четыре противоборствующие стороны, четыре фронта,— сказала чешская журналистка Дана Мазалова после того, как нам удалось вырваться из Степанакерта в Ереван, — армяне, азербайджанцы, Советская Армия и журналисты».
Можно добавить, что четвертый фронт неоднороден — имеется своя пятая колонна — неугомонный Невзоров, «объективные» правдисты и иже с ними, — но этот фронт достаточно силен, иначе нам не уделялось бы столь много внимания, делая все, чтобы защитить от нас Карабах.
В силу проводимой политики усиленной азербайджанизации НКАО, помимо массовой депортации армянского населения, происходит и массовое переименование населенных пунктов на азербайджанский лад. Если вы сегодня в НКАО спросите у бакинских представителей о трагедии Геташена, то вас не поймут. Такого села нет. Есть село Чайкенд. Исконно азербайджанское село с исконно азербайджанским названием. То же самое происходит и с аэропортом. Рейс из Ереванского аэропорта «Эребуни» значится как «Ереван-Степанакерт», но когда летишь обратно — «Ходжаллы-Ереван». Хотя Ходжаллы — это небольшой поселок, которому спешно придан статус города: там ведется активное строительство и планируется заселение турок-месхетинцев, тоже жертв депортации, от которых категорически отказалась Грузия.
Вернемся к четвертому фронту. Официально в НКАО можно попасть либо из Еревана самолетом, либо из Баку через Агдам. Неофициальных путей гораздо больше, но они значительно опасней — можно легко угодить на фильтрационный пункт и получить 30 суток за нарушение режима чрезвычайного положения.
Мы попали в НКАО официально. Мы — это международная группа журналистов. Дана Мазалова и Мирек Штетина из ЧСФР, Юра Венделин из Таллинна, фотокор Саша Палагнюк и автор этих строк из обозрения «ОриентирДиП».
Мы попали официально и тут же были задержаны.
К моменту нашего прилета в аэропорту уже томились два поляка и корреспондент ЭН-БИ-СИ. Комендант аэропорта — капитан Гаджиев — весело объявил, чтобы мы собирались обратно, что никого без разрешения Шаталина или Поляничко в Степанакерт не пропустят и вообще, в НКАО журналистам делать нечего. Опасно: армянские боевики на каждом шагу. Никто не дает гарантии безопасности. «И кроме того, приказ, — добавил капитан, — ни одного журналиста не пропускать.» Вопрос «почему?» бесполезен.
Потому, что над аэропортом трепетал зеленый флаг с полумесяцем. Потому, что азербайджанские омоновцы, не стесняясь нашего присутствия, рылись в багаже пассажиров, прилетевших из Еревана, держа их под дулами автоматов. Потому что на летное поле направлены стволы орудий. И еще потому, что, несмотря на бравый вид и «афганские» сдвоенные автоматные магазины с патронами 5,45, было видно, что омоновцы боялись. Боялись и нас в том числе. И не только омоновцы.
Четвертый фронт поперек горла оргкомитету, который подчинен Баку, а Баку, в свою очередь, Москве, и если вы скрывать было нечего, то нам открыли бы зеленую улицу. Но, видно, есть что скрывать. Есть чего опасаться, что-то надо успеть сделать втихую. Вот когда журналистов начнут в Карабах приглашать, можно не сомневаться — все уже будет как надо. Как надо Москве. Как надо Баку. Как надо оргкомитету. Как надо ОМОНу.
КУРС ИСТОРИИ В ИЗЛОЖЕНИИ ОМОНа
Пока решался маршрут нашей высылки (Агдам-Баку? Ереван?), командир роты ОМОНа (тот самый, который 23 мая бросится к Саше, чтобы разбить его аппарат) любезно пригласил нас отобедать. Его подчиненные оказались весьма подкованными в вопросах истории. Буквально за пятнадцать минут мы узнали, что армяне пришли на эту землю только в начале века. Что Армении вообще, как таковой, никогда не существовало, что лишь благодаря Советской власти армяне получили исконные азербайджанские земли (до Севана), что армяне — это люди второго сорта, что всех их надо истребить, и т.д. и т.п. И главный аргумент:
— Что вы будете делать, если в ваш дом вломятся бандиты и нападут на ваших жену и детей? Неужели мужчина не возьмет в руки оружие, чтобы их защитить?.. Неужели он допустит?..
На что Дана резонно заметила: «В этом случае я позвоню в милицию, и она меня защитит. Так делается в любом нормальном государстве».
— А если милиция не успеет приехать?
— Она не может не успеть. И кроме того, у нас все оружие зарегистрировано и просто так не может находиться в доме.
Взаимопонимания не получилось. Пропагандистский сход, рассчитанный на специфику Кавказа, отрицающий в основе своей любое законное разрешение конфликта, работает безотказно, отбрасывая с каждым днем все дальше и дальше действительное применение Закона.
Финалом вечера было появление в аэропорту коменданта НКАО полковника Жукова, прилетевшего с операции, как он сказал, по обезвреживанию армянских боевиков. Жуков согласился на короткое интервью, после которого приказал отправить нас в Агдам. Ответы полковника ничем не отличались от официальной версии происходящих событий, за исключением одного.
Вопрос. — В печати неоднократно фигурировали заявления депортированных из Геташена и Гадрудского района армян, что их насильно заставляли подписывать бумаги о добровольном переселении в Армению...
Ответ. — Ну, Гадрудский район... Я сам не пойму, как это получилось. Говорят, что это провокационные действия какие-то (чьи? — А.К.), потому что операция по Гадрудскому району должна была начинаться, по моим данным, 15 или 16 мая, но почему-то с 12, даже с 11 мая уже начались какие-то выселения. Но я передал свои полномочия людям, которые проводили или возглавляли эту операцию (каким? А.К.)...
«ТАК В НАГОРНОМ КАРАБАХЕ, В ДИКОМ ГОРОДЕ ШУШЕ...»
Нам фантастически повезло. Вместо Агдама, куда отвезли поляков и американца, мы около полуночи попали в Шушу. Как попали — сказать не могу. Не имею права. Обещал. Но нас приняли, накормили, устроили на ночлег в санатории, где уже давно вместо отдыхающих квартирует оперативно-следственная группа МВД, КГБ, Прокуратуры СССР и Азербайджана.
Утром мы собирались пробираться в Степанакерт, но оказались в военной комендатуре, разместившейся в одной из шушанских школ. И снова над нами нависла угроза отправки в Агдам. Но на этот раз в компании с немецкими и японскими журналистами.
Пока мы ожидали автобус и автоматчиков сопровождения, комендант 4-го участка НКАО (Шушанский район) подполковник Игорь Аллаяров дал свое объяснение происходящим событиям. Он, в отличие от вышестоящего начальства (полковник Жуков), получил команду о начале операции именно 12 мая. Правда, о насильственном выселении и он ничего не сказал. (Все только на добровольной основе.) Армяне устали быть заложниками своих боевиков и сами попросили, чтобы их вывезли. Ну, не без того, чтобы со стороны ОМОНа не было нарушений, но не в такой мере, как об этом пишут в газетах. Из слов коменданта мы поняли, что он лично принимал участие в выселении деревень Киров, Меташен, Яхцаог, и что сейчас усиленные наряды отправляются в село Каринтаг (уже переименованное в Дашалты), расположенное вблизи Шушы, и его в скором времени ожидает судьба Бертадзора и Геташена.
Аллаярова опроверг в частной беседе один из офицеров (имя по понятным причинам не называется), сказавший, что части внутренних войск и ОМОН имеют разное подчинение. Внутренние войска ничего с ОМОНом сделать не могут — что те творят, не поддается никакому описанию. Зачем сюда присылают 18-летних мальчишек? Зачем их учат убивать? Почему они должны постоянно подставлять спину и тем и другим? Если идет война, то здесь обязаны находиться профессионалы. Но если нужен мир, то нужно немедленно убрать омоновцев. Помолчал и добавил: «Ну что я могу сделать, если в селе орудует полсотни омоновцев, а нас только три человека? Ко мне ползет седая старуха, целует мои сапоги и молит о спасении... Что я могу сделать? Что? У нас приказ — ОМОНу не мешать. ОМОН подчинен Поляничко (второй секретарь ЦК Компартии Азербайджана, председатель Оргкомитета по НКАО)».
Из сводки МВД Республики Армения: «В ночь с 23 на 24 мая, во время нападения около двух десятков азербайджанских омоновцев на армянское село Арпагядук Гадрутского района, население которого ранее покинуло свои дома, опасаясь насилия со стороны ОМОНа, но затем частично вернулось, завязалась перестрелка между нападавшими и нарядом внутренних войск районной комендатуры (четверо военнослужащих). В результате перестрелки было убито и ранено несколько омоновцев; азербайджанцами был убит военнослужащий Таллиннского милицейского полка, начальник аптеки, прапорщик Старожицкий Иван Александрович».
Краткая остановка на площади перед Шушанским горкомом. Мы не теряем надежды на то, что проберемся в Степанакерт. Но дело принимает абсолютно неожиданный оборот. Что повлияло на то, что нам предложили посетить Шушанскую тюрьму и встретиться с захваченными боевиками. Что это: запланированный ли сценарий, просто ли отечественный бардак — сказать трудно, но в азербайджанскую тюрьму № 1 мы попали (Репортаж об армянских боевиках в Шушанской тюрьме и конфискованном оружии читайте в следующем номере).
После демонстрации конфискованного оружия — снова автобус. Автоматчики сопровождения. Колонна из 25-30 машин с БТРами в голове и хвосте. Путь на Агдам нижней дорогой, минуя Степанакерт, куда нам необходимо попасть. И хотя Степанакерт можно увидеть из Шуши (14 км), с ним давно уже нет телефонной связи, кроме военной.
О ПОЛЬЗЕ ПРОРОКОВ В СВОЕМ ОТЕЧЕСТВЕ
«Автономная национальная область Нагорный Карабах была присоединена к Азербайджану в 1923 году. В настоящее время примерно 75 процентов населения составляют армяне, остальные — курды, русские, азербайджанцы. В 1923 году доля армян была еще выше — до 90 процентов. Исторически вся область Нагорный Карабах (Арцах) являлась частью Восточной Армении. Можно предполагать, что присоединение Нагорного Карабаха к Азербайджану было произведено по инициативе Сталина. В результате внутренних и внешнеполитических комбинаций того времени, вопреки воле населения Карабаха, вопреки предыдущим заявлениям Сталина и руководства Азербайджана, на протяжении последующих десятилетий оно явилось постоянным источником межнациональных трений. Вплоть до самого последнего времени имеют место многочисленные факты национальной дискриминации, диктата, ущемления армянской культуры...
...К сожалению, приходится констатировать, что уже не в первый раз в обострившейся ситуации гласность оказывается подавленной как раз тогда, когда она особенно нужна. В Ереване, в Нагорном Карабахе и других местах произошли забастовки и новые демонстрации, которые носили законный, мирный характер. Но в Азербайджане в последние дни февраля произошли события совсем другого рода: трагические, кровавые, вольно или невольно напоминающие 1915 год...»
(Из открытого письма Андрея Сахарова М.С.Горбачеву 21 марта 1988 г.)
«...Мне представляется необходимым в соответствии с Конституцией СССР рассмотреть ходатайство областного Совета народных депутатов Нагорного Карабаха в Верховном Совете Азербайджанской ССР и в Верховном Совете Армянской ССР. В случае разногласия арбитражное решение должен вынести Верховный Совет СССР. Я призываю Верховные Советы Азербайджана, Армении и СССР учесть ясно выраженную волю большинства населения автономной области и областного Совета как главное основание для принятия конституционного решения...»
(Из дополнения к открытому письму Андрея Сахарова М.С.Горбачеву).
ЗА ТО, ЧТО В РУКАХ У МЕНЯ МОЛОТКАСТЫЙ...
Апофеозом паспортной системы, гениально созданной и внедренной отцом народов, явились события, начавшиеся в конце апреля 1991 года и именуемые претворением в жизнь Указа Президента о борьбе с незаконными вооруженными формированиями. В Указе, правда, ни слова не говорилось о депортации, но, поскольку новое — это хорошо забытое старое, а тем более что не так уж давно муссировался вопрос о введении чрезвычайного положения на всей территории страны (в рамках 1989 г.), то полигон Карабаха явился идеальным местом, может быть, и для последующего внедрения передового опыта. Тем более что при так называемой проверке паспортного режима у депортированных армян паспорта просто-напросто отбирали и уничтожали. Куда же деваться в Советском Союзе человеку без паспорта? Туда, куда прикажут. Сперва в тюрьму для выяснения личности, а там... как повезет. За отсутствие паспорта предусмотрена и уголовная ответственность. Так что боевик — не боевик, а паспорт с соответствующей пропиской обязан быть. (Нечто похожее применялось в пределах отдельно взятого города Москва в 1980 году, когда понадобилось очистить город от деклассированных элементов, могущих своим видом заставить усомниться многочисленных иностранных гостей в победе социализма. Но незабвенному Чурбанову и в голову не пришло применять всю мощь арсенала Советской Армии против бичей, алкоголиков и иже с ними.) Но то Москва. А в горах Карабаха иные законы. До Бога высоко, до царя далеко. Тем более что стремление жить в истинно правовом государстве овладевает все большим числом умов, не исключая государственных. Ведь ВС СССР давно уже принял Закон о референдуме, и пора уже провести его и на территории НКАО, решить наконец вопрос о том, под чьей же эгидой большинство населения хочет жить. Это понимают и в Кремле, и в Баку, и в Ереване. Не этим ли пониманием объясняется такая резвость в реализации президентского прошлогоднего Указа, который, подобно большинству изданных, существовал только на бумаге? Розыгрыш партии удручающе однообразен и не менее трагичен. Криминалист сказал бы в таком случае, что почерк один и тот же, следовательно, есть все основания предполагать, что речь идет в каждом случае об одном и том же преступном сообществе. Единственное отличие розыгрыша партии межнациональных конфликтов в армяно-азербайджанском варианте — это депортация. Правда, более гуманная (не в Сибирь же), чем те, которые не так давно осудил ВС СССР, простив наконец последним народам их прегрешения перед Сталиным. Вместо же депортированных в спешном порядке в их дома будут вселены азербайджанцы, выехавшие без всякого имущественного и морального ущерба из Армении (тому немало доказательств), а также турки-месхетинцы, о которых говорилось выше. И все они тут же будут прописаны в соответствии с Законом. И как только статистики статуправления Баку-Москва придут к выводу, что нужное количество голосов будет в пользу нахождения НКАО в составе АзССР, депортация будет прекращена, чрезвычайное положение будет снято, референдум будет объявлен, журналисты будут во множестве приглашены для всестороннего освещения конституционного акта и массового волеизъявления.
Хорошо еще, что у нас никто не спрашивал паспортов. Мы ограничивались журналистскими удостоверениями.
МИАЦУМ - ДА, НО С КЕМ?
Мы все-таки попали в Степанакерт. Снова чудо? Мы убедили шофера открыть двери автобуса на КПП у нижней дороги на Агдам, прошли мимо солдат, остановили грузовик и спокойно въехали в город.
Единственное, чего мы добивались, — получить информацию от армянского населения Карабаха. После этого никто не возражал против добровольной сдачи Оргкомитету или комендатуре с последующей отправкой в Ереван. Но нам удалось сделать гораздо больше. Информация, которую мы получили, исходила не только от простых людей, третий год живущих в полной блокаде. Блокаде, лишившей их не только продуктов, но и информации. Жители Степанакерта не имеют возможности смотреть Ереванское телевидение, получать армянские газеты. Они практически отрезаны от внешнего мира, и единственный источник информации — газета «Советский Карабах», подвергающаяся жестокой цензуре. В середине мая омоновцами был совершен налет на редакцию газеты, разгромлен архив, похищено оборудование. В городе постоянно нагнетается атмосфера страха и безысходности. Ночами в городе бесчинствует ОМОН, чьи доблестные бойцы вламываются в дома и, руководствуясь заранее составленными списками, забирают людей и увозят в неизвестном направлении. Все та же проверка паспортов, все тот же почерк. Закон никого не интересует. Подтверждением тому явился арест депутата Верховного Совета Республики Армении Гамлета Григоряна, который почему-то оказался в следственном изоляторе Бакинского КГБ. Днем в городе спокойно. Разве что вертолеты разбрасывают листовки с призывом уезжать в Армению.
Ночью удалось встретиться с теми, кто имеет непосредственное отношение к руководству движения «Миацум» («Воссоединение»).
Впечатление осталось гнетущее.
— Миацум в том виде, в каком планировался, мы проиграли, — сказал один из них, — мы ничего не можем противопоставить армии. Мы ничего не можем противопоставить геноциду.
— И какой же выход?
— Они добьются своего. Они изменят демографическую структуру и проведут референдум. Вслед за этим — нулевой вариант.
— ?
— Полное очищение Арцаха от армян.
— Неужели нет альтернативы?
— Нас устроит любой вариант, лишь бы не оставаться под юрисдикцией Азербайджана. Россия, статус республики в составе СССР... Все, что угодно, лишь бы не под Баку. Нас всех уничтожат...
ЗАТО, ЧТО В РУКАХ У МЕНЯ МОЛОТКАСТЫЙ... (II)
В надежде вылететь в Ереван люди приезжают в Степанакертский (Ходжалинский?) аэропорт по нескольку раз. И не улетают. 23 мая пассажирам снова не повезло. Пройти унизительнейший обыск и ругань омоновцев, собрать разваливающиеся чемоданы и сумки, приблизиться к заветному барьеру, увидеть приземлившийся самолет и остаться. (По версии азербайджанской стороны — Ереван специально не дает самолетов; по версии армянской стороны — ни один самолет без согласования с Москвой не получит гарантий безопасности при пересечении воздушного пространства АзССР.) Борт принял жителей депортированной деревни из Бертадзора. Непонятно, как в небольшом салоне ЯК-40 смогло разместиться столько народу. Пока самолет выруливал на взлетную полосу, в салоне было тихо, но как только шасси оторвались от бетона, людей прорвало. Плач в голос, сдавленные рыдания, детский крик. Депортированные — лишь женщины и дети. Мужчин всего двое. Один из них, парень лет тридцати, с разбитым подбородком, говорит, что его только в этот день выпустили из Шушанской тюрьмы и продолжает:
«ОНИ ПРИНЯЛИСЬ ГРАБИТЬ ВСЕ...»
«15 мая около 6 часов утра в наше село Яхцаог вошли войска, как внутренние, так и советская армия. Помимо них было около ста омоновцев, которые стали вламываться в дома и выгонять всех на улицу. Мужчин отвели в сторону, связали руки (следы на запястьях были хорошо различимы, хотя прошло около 10 дней. — А.К.), избили, посадили в автобус и отвезли в Лачин. В милиции отобрали паспорта и снова избили. Потом разбили на группы. Всего из села увезли больше 70 мужчин от 16 до 83 лет. Я был в группе из 20 человек. Автобус остановился на окраине Лачина. Мы пробыли в нем до утра. Омоновцы положили нас на пол и ходили по спинам. Ночью они пустили в автобус гражданских лиц, которые нас били палками и камнями, заставляли есть траву, тряпки. Утром нас отвезли в шушанскую милицию. Там приходили милиционеры и все время нас били. Потом отвезли в Шушанскую тюрьму. Там нас впервые за двое суток накормили. Мне повезло, потому что мной занимался русский следователь. Он сразу понял, что я ни в чем не виноват, и меня отпустили. Что с остальными, я не знаю, а среди них есть старики и больные...»
Перебивает сидящая впереди молодая женщина: «Они (омоновцы — А.К) приехали с грузовиками. Когда увезли мужчин, нас всех согнали в один дом, а они принялись грабить все. Все забрали, что было ценное. Мы ни с чем остались. А вот у нее, у беременной, убили на глазах мужа. Ей вот-вот рожать, еще трое детей, омоновцы хотели ее избить, а муж защищал (Григорян Анушаван Багратович, 37 лет — А.К.), так они его выстрелом в рот убили, а потом по всей груди и животу из автоматов стреляли... Она и спасла нас. Сказала, что у нее роды начинаются, вызвали военный вертолет, она полетела в Степанакерт и организовала помощь». — «А что делали русские солдаты?» — «Они ничего не могли сделать. Они только спасли одну девочку, которую омоновцы хотели изнасиловать... Они плакали, что ничего не могут сделать. Знаете, моя дочка семи лет меня просила: «Мама, пускай омоновцы меня не режут, пускай сразу убьют...» А омоновцы нам кричали, что с ними Горбачев и им ничего не будет, а еще - что Муталибов (президент Азербайджанской Республики. — А.К.) приказал ОМОНу всех армян уничтожить...» Самолет приземляется в аэропорту «Эребуни». Толпа встречающих. Машины «скорой помощи». Изгнанцы (хорошее чешское слово) смотрят в иллюминаторы. Что их ожидает? Как начинать жизнь сначала? Что будет с теми, кто остался там?
«НЕ СТРЕЛЯЙТЕ, Я ВСЕГО ЛИШЬ ЖУРНАЛИСТ...»
25 мая, село Паравакар. Здесь, как и на всей армяно-азербайджанской границе, в первых числах мая шла война. Танки Советской Армии окружили село, и генерал Андреев потребовал под угрозой уничтожения сдать имеющуюся бронетехнику, артиллерию и стрелковое оружие. Парламентеры, отправившиеся на переговоры под белым флагом, были задержаны. Директор совхоза привез в штаб генерала 10 охотничьих ружей — все, что смогли найти. Генерала это не удовлетворило, и он приказал открыть огонь. Системы «Град», вертолеты, артиллерия, танки дали несколько залпов. Была разрушена насосная станция, повреждены коровники на ферме. Примечательно, что два танка стояли на горе возле памятника погибшим в Великой Отечественной войне. Потом армия ушла на азербайджанскую территорию.
Обстрелы продолжаются регулярно, правда, не так массированно. Армия теперь поддерживает экономическую блокаду республики, не давая крестьянам обрабатывать землю. Гибнет урожай. По словам главного агронома совхоза, половина урожая уже погибла, а ведь Паравакар обеспечивает пшеницей, виноградом и овощами почти весь район.
Не верилось, несмотря ни на что, в то, что армия стреляет по мирным крестьянам. Мы выехали к виноградникам, спускающимся к азербайджанской границе. Один из сопровождающих показывает на «их» территорию: «Вот эти дома — казармы. Их недавно построили». Решаем подойти поближе, поднимаемся на холм и различаем орудия, направленные в нашу сторону. Саша Палагнюк хочет сфотографировать, но тут звучат выстрелы. Пригибаемся и отходим. На прощание — еще два выстрела. С той стороны мы были отлично видны. Даже невооруженным глазом можно было видеть, что с нами женщина, что у нас фотоаппараты. Не говоря уже о том, что дело происходило на территории, где никто не вводил режима чрезвычайного положения. И если согласно присяге советский солдат должен бороться только с врагами своей Родины, то кем же нам себя теперь считать? Кем должны были считать себя пассажиры «Жигулей», развороченных прямым попаданием танкового снаряда по дороге в село Киранц? Кем следует считать себя детям, которые по-прежнему ходят в школу и учат русский язык? Кем считать себя крестьянам, которым нас просили объяснить, что солдаты, стреляющие в них, и русский народ — не одно и то же? Кем? Ответа нет. Когда мы уезжали из Паравакара, то услышали один за другим шесть выстрелов из тяжелого орудия. Где-то в 30 километрах на северо-запад продолжалась война.