Визит в «лабораторию диктатуры»
| Original title: | Визит в «лабораторию диктатуры» |
| Author: | Григорян Марина |
| Source: | Республика Армения № 034 – (076) from 1991-02-16 |
Телеграмма. Баку. Президенту А. Н. Муталибову.
«Мы, писатели из Москвы, прилетевшие утром 8/II-1991 г. в Степанакерт для встречи с литературной общественностью и трудящимися НКАО, были задержаны в аэропорту и насильственно возвращены в Ереван.
В своих противозаконных действиях омоновец Гаджиев выступал от имена правительства Азербайджана. Решительно протестуем против произвола азербайджанских омоновцев, требуем отменить данное противоправное решение. О принятых мерах срочно сообщить нам в Ереван».
Ответа на эту телеграмму московские писатели, представители «Апреля», естественно, не дождались. Вылетели они в Степанакерт впятером, но трое вынуждены были вернуться. Остаться в НКАО было «разрешено» только Тимуру Гайдару и Юрию Черниченко.
Галина Владимировна и Андрей Александрович Нуйкины и Валентин Дмитриевич Оскоцкий — сегодня наши собеседники. Представлю их.
Г. Нуйкина — литературный критик, журналист А. Нуйкин — писатель-публицист, заместитель директора ВНИИ киноискусства. В. Оскоцкий — литературный критик, доцент МГУ.
Корр. Я попрошу вас для начала представить свою писательскую организацию — «Апрель».
В. О. Осенью прошлого года в Москве была организована демонстрация в поддержку Саддама Хусейна. Одновременно закончился суд над одним из лидеров «Памяти» Смирновым-Осташвили. И там распространяли листовку, которая называлась «Откуда произошел «Апрель»?» Высказывалась такая версия: организация называется так в знак солидарности с Израилем, который в апреле такого-то года уничтожил арабскую деревню. На самом деле объяснение самое простое: в 1985 году мы все дружно поверили в перестройку, которая началась апрельским пленумом. По существу «Апрель» был движением писателей в защиту перестройки.
Почему необходимо было создать такую организацию? За свою историю Союз писателей СССР не спас, не защитил, не поддержал ни одного писателя. Более того, сам участвовал в гонениях. Так было и в 30-е годы, и в 40-е — с Зощенко и Ахматовой, потом и с Пастернаком и Солженицыным. Сколько же можно молчать? Что такое Союз писателей — колхоз или творческая организация, гарантирующая своим членам свободу слова и защиту интересов?
Именно сознание того, что СП выродился в министерскую «мертвую» структуру и привело нас к мысли создать самостоятельную независимую писательскую организацию.
Численность московского «Апреля» почти 500 человек.
Отделения существуют в разных городах страны. Сопредседатели организации — Анатолий Приставкин. Юрий Черниченко, Анатолий Злобин, Яков Костюковский, Андрей Нуйкин. Среди апрелевцев Булат Окуджава, Андрей Вознесенский, Анатолий Рыбаков, Тимур Гайдар, Александр Гельман и другие известные писатели.
Корр. Вы приехали в Армению в основном из-за Карабаха. Мы благодарны вам за это, хотя подобных визитов представителей российской интеллигенции ждем все 3 года нашей борьбы. Мне например, рассказывали, что в марте 1988 года на встрече в редакции «Нового мира» вы Галина Владимировна, плакали, узнав правду о сумгаитской трагедии.
Г. Н. Да, я помню этот день. Дело в том, что мы, собственно говоря, тогда и не знали, что в действительности произошло в Сумгаите. В прессе подавалась искаженная версия, а из Армении информации не было. В этот вечер зашла речь о трагедии и выяснилось, что мы почти ничего не знаем. Тогда в зале встала женщина и сказала: «Я могу рассказать о том, что там произошло...» Это была Анаит Баяндур. То, что она рассказала, потрясло нас.
Корр. Но потом вы молчали. И лишь после событий в Литве демократическая общественность страны всколыхнулась. А в Арцахе все это в худшем варианте происходит три года...
А. Н. Мы в общем-то не молчали, говорили об этом и на митингах, и в выступлениях. Но, конечно, того резонанса, которого они заслуживали, события в Сумгаите не получили. Кроме того, есть разница между происходящим в НКАО и Литве.
Во-первых, здесь замешано два народа. Не имея полной информации, мы остерегались о чем-либо говорить. Боялись неосторожным словом подлить масла в огонь, обострить противоречия. И поэтому старались быть чрезвычайно осторожными в оценках.
И второе. Тогда в 88-м, мы еще верили в руководство страны, понимали, что ему предстоит решать немало сложных проблем. Надеялись, что у центра есть желание разрешить проблему наиболее оптимальным способом. И тоже боялись помешать.
Когда же произошла литовская трагедия — все стало ясно: это начало, можно сказать, фашистского наступления. И нужно срочно поднимать всех. Поэтому ситуации несколько разнятся.
Но вину свою мы, конечно, в какой-то степени чувствуем. Однако и вам можно бросить упрек в том, что вы не прорвали информационную блокаду. Вот литовцы сумели это сделать. Вам надо было распространять документальные материалы — то, что является неопровержимым доказательством. Это надо делать постоянно, фундаментально, на государственном уровне. А у вас этим заняты отдельные энтузиасты, которые бьются, как рыба об лед.
Корр. К сожалению, информировать о себе мы пока не умеем. Кроме того, нам тогда казалось, что наша правота и правда настолько очевидны, что не нуждаются в доказательстве, что нас и так все правильно поймут.
В. О. Хочу сказать, что, хотя мы только сейчас сделали попытку побывать в Карабахе, это не значит, что раньше мы об этом не говорили. Самый первый митинг, в котором я участвовал и выступил — митинг в поддержку Армении осенью 1988 г. в Москве на Пушкинской площади. Мы выражали свой протест и в связи с арестом членов комитета «Карабах».
А. Н. У меня, как и у многих, возникло ощущение, что проблему Карабаха кто-то спровоцировал и обострил для того, чтобы помешать процессам другого рода, способным разрешить этот конфликт менее болезненным образом. Ведь Азербайджан сейчас в такой ситуации, когда говорить о демократии не приходится. Это ощущение тоже накладывало свой отпечаток на наше восприятие проблемы НКАО.
Корр. Академик Сахаров говорил, что Карабах пробный камень перестройки. А журналист Кубрик опубликовал в журнале «Страна и мир» блестящую статью «Российская интеллигенция оказалась терпима к расизму». Согласны ли вы с этими мнениями?
А. Н. Я думаю, что Карабах скорее пробный камень демократизма нашего сознания, остроты восприятия проблем нашей совестью, потому что лежит не в русле самой перестройки, а скорее относится к сфере межнациональных нравственных отношений. Это пробный камень нашей нравственно-психологической стойкости.
Нам, наверное, всем не помешало бы меньше гордиться самими собой, потому что 70 лет разваливали не только экономику, но и разрушали душу. Отдельные выдающиеся личности были, но если говорить о культуре в целом, то мы ведь были на грани деградации. И конечно, надеяться, что мы сразу станем другими сейчас, когда утеряны нравственные ориентиры — нельзя. У меня не проходит ощущение, что мы в последнее время имеем дело с фашизмом. Вот это может стать пробным камнем не только высоты нашей нравственности, но и способности к возрождению. Ведь сейчас очень четко обозначилась глубина нашего духовного падения. Мы оказались на грани одичания. Карабахские и литовские события наглядно выявили это.
Корр. Честно говоря, иногда возникает ощущение собственного бессилия. Что мы можем противопоставить правой опасности, как можем остаться чистыми перед своим народом и собственной совестью? В первую очередь это касается, на мой взгляд, интеллигенции.
А. Н. В худшем случае можно честно умереть. Конечно, лучше не умирать, а одержать победу. Речь ведь уже идет не о нас, а о судьбе наших детей. Но незачем искать что-то новое, оригинальное, какой-то свой путь. Зачем, когда все лучшее давно разработано и проверено и в экономике, и в сфере духовно-нравственной. Надо думать, спорить, отстаивать свои взгляды, объединяться, давать отпор реакционным силам, заниматься самоочищением, бороться, каяться, исповедоваться, не давать себе послаблений.
Ведь интеллигенция — это отблеск состояния народа, каков народ — такова и интеллигенция. К примеру, культура в России держалась всегда на крестьянской культуре. В 30-е годы крестьянство как класс было уничтожено. Утрачена была атмосфера единства людей, десятилетиями все были разобщены, боялись говорить честно и откровенно, скрывали правду от собственных детей.
В ноябре прошлого года я говорил и писал о том, что происходит слияние отчаявшегося сохранить власть партаппарата и национал-социалистов, наших псевдопатриотов. Это и есть фашизм уже не как идеология, а система управления народом.
Частных проявлений, выступлений русской интеллигенции было немало, но сейчас история требует от нас усилий гораздо большего масштаба, большей сплоченности и большей связи с народом. Интеллигенция сейчас оторвана от глубинных слоев народа. А опасности настолько масштабны, что в отдельности нам их не одолеть. В этом плане русская интеллигенция не исключение, она не выпадает из общего ряда республик.
В. О. Я думал над тем, оторвана ли армянская интеллигенция от своего народа? Левон Тер-Петросян — представитель научной интеллигенции, стоит во главе руководства республики. Да и весь комитет «Карабах» был создан представителями научных кругов. Разве это не показатель? Не надо обобщать и подгонять все под единый знаменатель.
А. Н. Я согласен, что подобные формулы мы иногда употребляем всуе. Такого рода блестящие примеры можно найти и в России. Но в целом мы должны эту оторванность признать. И единение может произойти на национальной основе, способной объединить все слои народа.
Корр. Как вы считаете, переживаем ли мы сейчас кризисный, кульминационный момент противостояния?
А. Н. Он впереди, хотя уже начался. Я думаю, что если год мы продержимся и не скатимся в пропасть реакции, то дальше опасность уменьшится. Внутренние процессы, происходящие в армии, КГБ, в других репрессивных структурах, идут, но еще не дозрели. В этом опасность момента. Здесь, в Ереване, мы узнали, что в Карабахе полк частично вышел на улицу с требованием отправить их домой. Это многозначительный симптом.
Корр. Поговорим о вашей поездке в Арцах. Как вы считаете, состоялся ваш визит или нет?
Г. Н. Мы считаем, что поездка состоялась, хотя мы провели в Степанакерте 3 часа в аэропорту. Уже в самолете было ощущение тяжелой подавленности. Люди ехали кто на похороны, кто навестить больных родных, они не ждали ничего хорошего. Ждали унижений и оскорблений. Женщины рассказывали, как их обыскивают омоновцы, заставляя снимать даже носки — это только желание унизить. Русские офицеры, с которыми я разговаривала, тоже возмущались всем этим.
На лицах омоновцев отражалось одно чувство — вседозволенности. Это молодые люди, довольные собой, уверенные, что могут позволить себе все. Но ведь при этом у них разрушается психика, душа. Я не понимаю, зачем им было восстанавливать нас против Азербайджана? Ведь это бросает тень на республику, народ. Это же супермены на пещерном уровне.
Они говорили нам: «Вы нарушили законы суверенной республики».
«Чем?» — спрашиваю.
Тем, оказывается, что приехали из Еревана, а не из Баку.
Меня не оставляло сознание того, что если с нами — а мы были под охраной русских солдат — могут так обращаться, то что же они делают с теми, кто от них зависит? Там же есть совершенно беззащитные старики, дети. Я обратила внимание, что дети в Карабахе не плачут у них застывшие лица.
Думаю, что это плохо и для азербайджанцев тоже, ведь для нации подобное бесследно не проходит.
Когда мы садились в самолет, я сказала омоновцам: «Вы не азербайджанцы, потому что сыны своего народа, думающие о его чести и добром имени, так не должны вести себя».
Корр. Почему же Гайдару и Черниченко разрешили остаться, а вас отправили обратно?
А. Н. Они заранее знали состав группы. Армейское командование было готово нас встретить и сопровождать. Целые сутки, пока мы ждали вылета, там шли бурные споры по поводу нашего пребывания. У нас было впечатление, что произошел серьезный конфликт между военными и омоновцами, за которыми стоит руководство Азербайджана.
Тимуру Аркадьевичу была обеспечена зеленая дорога, поскольку он встречался в Афганистане с Поляничко. А Юрий Дмитриевич — народный депутат СССР, и они не могли его не пустить.
Г. Н. Я помню, что вначале Черниченко нервничал. А потом успокоился и уверенно отвечал этому капитану Гаджиеву. А тот поспрашивал его, а потом вдруг понял, что проиграл Юрию Дмитриевичу по всем статьям и сделать с ним ничего не может. Тогда он визгливым бабьим голосом закричал: «Что вы мне тут угрожаете?!» А Черниченко ему спокойно: «Чем?»
А. Н. Мы прекрасно понимали, что по сравнению с теми унижениями, которым подвергается местное население, наши переживания пустяки. Самое страшное, что я увидел там за 3 часа, — две толпы: одна на территории аэропорта, другая за воротами. Совершенно каменные лица ни разговоров, ни улыбок. У меня даже возникла параллель с древними христианами, которых ввели в римский цирк, чтобы спустить на них львов. Действительно, это были христиане перед лицом варваров...
В. О. Вообще, слишком большая честь для человека с уголовным прошлым, настоящим и будущим капитана Гаджиева долго говорить о нем. Но два эпизода все-таки расскажу.
К нам на помощь прорвался Михаил Александрович Хачатуров — депутат областного Совета, председатель Совета ветеранов области, бесстрашный человек. Надо было видеть, с каким глумливым высокомерием с ним обращался этот сосунок Гаджиев. Этот эпизод неприкрытого хамства четко просвечивает всю систему взаимоотношений в области.
И второе. Я убедился на конкретных примерах, что досмотр вещей проводится и с целью обогащения омоновцев. Вещи конфискуют без всяких оснований, берут взятки за право что-то провезти. Если это делает простой омоновец, то какие же ставки практикует тот же Гаджиев? И когда Поляничко заявляет на сессии ВС Азербайджана: «Степанакертский аэропорт — наш», это означает, что разбой санкционирован сверху, руководством Азербайджана.
Выводы сделал следующие. Эти 3 часа позволили мне понять, что если обычно чрезвычайное положение вводится в целях защиты закона и людей, то здесь усилиями омоновцев достигнут обратный эффект. Это беспредел. ЧП создано для произвола и беззаконий. Для армян Карабаха созданы невыносимые условия.
Г. Н. Я думаю, что такие, как этот уголовник-капитан — худшие враги азербайджанского народа. Я любила Азербайджан, у меня там есть друзья, но сейчас я не знаю, как мне к ним относиться. Вот интересно, уберут ли его, ославленного нами капитана, власти республики или оставят да еще звездочку добавят? Последнее будет означать, что именно так он должен себя вести и линия его поведения санкционирована сверху. В. О. На этот вопрос ответил товарищ Поляничко той фразой, которую я привел.
Корр. Что же вы собираетесь делать по приезде в Москву?
А. Н. Мы можем и будем делать то, что в наших силах. Мы писатели, журналисты, общественное мнение к нам прислушивается, нам пока доверяют, мы много выступаем, в том числе по зарубежному радио. Думаю, что, во-первых, наш «Апрель» сделает заявление. Мы проведем пресс-конференцию. Скорее всего, это не окажет большого влияния на руководство страны, но главное — поднимать общественное мнение, бить в колокола.
Я уезжаю с впечатлением, что в Карабахе осуществляется геноцид. Он состоит не только в физическом уничтожении, но и в создании невыносимых условий для жизни, чтобы люди определенной нации покинули свои исконные земли. Я думаю, что это должно привлечь внимание не только советской, но и мировой общественности.
Корр. Очень важно прорвать информационную блокаду Карабаха, поэтому ваши усилия могут стать важным звеном в этой цепочке. Я думаю, что пробудившийся интерес к НКАО объясняется наступлением реакции в стране и осознанием того, что происходящее в Карабахе уже повторилось в Литве и завтра может случиться в России.
А. Н. Поэтому ваша борьба должна влиться в общий контекст борьбы с фашизмом. Наш единый фронт сейчас необходим и для защиты Карабаха тоже.
Корр. А как бы вы оценили ситуацию в Армении?
А. Н. Если только очень поверхностно...
Нельзя ведь сказать, что до этих событий ваш народ был очень дружен. Он был раздираем изнутри социальными противоречиями — это было заметно даже со стороны.
Но у вас есть большое преимущество — национальная однородность. Ваши беды, которые, конечно же, больно ударили и ранили народ, с другой стороны, позволили достичь такого единства, которое невозможно ни в какой другой республике. Я видел фильмы о Театральной площади и могу себе представить степень высокого духовного слияния, высокого настроя людей. Произошло, мне кажется, духовное возрождение. И то, что у вас такой симпатичный, умный, интересный и интеллигентный руководитель это не случайность! Во многих республиках к власти пришли лидеры другого типа.
Ведь в Азербайджане тоже произошло единение, но на националистической почве. На мой взгляд, оно может их отбросить далеко назад.
Так что ваша ситуация внушает мне надежды. Помимо единства, есть уже и политическая мудрость, зрелость, понимание необходимости компромиссов. Это очень важно, потому что ситуация взрывоопасна по всей стране.
В. О. Я отвечу с несколько другой позиции. Когда говорят, что нельзя сильно критиковать Горбачева, так как альтернативы ему нет, я всегда возражаю. Доколе мы будем мыслить личностями, а не процессами? Откройте шлюзы и появятся люди. Тер-Петросян и его соратники пришли к власти в результате демократических процессов. Значит, при всей слабости демократическое движение способно выдвигать государственных деятелей. И в этом отношении ваше руководство внушает большие надежды. Если бы процессы завершались так в каждой из республик, то структура центра неизбежно изменилась бы тоже.
Корр. И последний вопрос. Связываете ли вы с Горбачевым еще какие-либо надежды?
В. О. Нет.
А. Н. Я твердо убежден, что он затевал перестройку не для того, чтобы укрепить собственную власть. Главное — он опирался на те силы и социальные слои, которые способны только на реформирование старого строя. Он дошел до предела реформ, за которым уже требовалась революционная смена строя. И исчерпал силы тех, на кого опирался. А потому как политик он исчерпал и себя. Он еще способен на какие-то неожиданности, но нам ставку на него делать бессмысленно. После событий в Литве сомнений нет. Все последние действия показывают, что президент ведет себя неискренне, что он отрекся от демократических преобразований и сделал выбор в сторону правых.
Телеграмма. Баку. Союз писателей Азербайджана, Председателю правления Анару.
«Уважаемый Анар. Просим руководство СП поддержать наш протест, направленный президенту вашей республики в связи с нашим задержанием в аэропорту Степанакерта и насильственным возвращением в Ереван».
Ответа на эту телеграмму, разумеется, тоже нет. Хотя можно не сомневаться, что Анар вряд ли поддержит протест. Потому что именно муталибовыми, анарами и их шефами в Москве Карабах превращен в «лабораторию диктатуры», как точно выразился Юрий Черниченко. Поэтому голос апрелевцев вряд ли будет услышан ими, хотя телеграммы отправлены и Горбачеву, и в Комиссию по правам человека ВС СССР, и зам. министра ВД Громову.
Но дай Бог, чтобы он был услышан сотнями и тысячами честных людей, которых 3 года кормили ложью и которым еще предстоит узнать всю страшную правду об Арцахе...
Марина ГРИГОРЯН.
