Я был там, потому что хотел помочь (продолжение)
| Original title: | Я был там, потому что хотел помочь |
| Author: | Ореховский А. |
| Source: | Комсомолец Кузбасса № 14 from 1990-02-01 |
Продолжение. Начало в № 12.
Январское пламя, вырвавшееся словно из самой преисподней, опалило, наверное, всех нас. Опалило — и потрясло. «В 2 часа дня 13 января, — пишет очевидец событий, — на площади имени В. И. Ленина (в Баку) огромная толпа собралась на очередной митинг. В разгар его кто-то принес сообщение о том, что некий армянин Аванесов, когда его пытались выселить из квартиры, пустил в ход топор и не то ранил, не то убил двух погромщиков. Я могу себе представить, что творилось в квартире у Аванесова, если человек чья жизнь несомненно, находилась под угрозой, взялся за топор... Тотчас в толпу был брошен клич, и тысячи бандитов бросились громить квартиры армян...». («Коммунист» 20 января 1990 года).
Газеты полны сообщений о погромах и кровопролитии. Так неужели, спрашивается, это все, к чему мы пришли за семьдесят с лишним лет? Какие же уроки вынести нам из ужасающей цепочки трагедий? Как потушить взметнувшуюся стену огня? Вот о чем сегодня думать и думать...
ЗАРУБКА НА ПАМЯТЬ
Все время, что я был в Карабахе, я то и дело сталкивался с парадоксом горьким, щемящим, который придавал всему происходящему здесь особенно трагичный оттенок.
Взять, например, столицу Нагорного Карабаха город Степанакерт. Ну можно ли было сказать по его благодатно - мирному виду, что и здесь и в округе льется кровь, гремят выстрелы? Что отсюда не так уж давно вынуждены были уехать все азербайджанские семьи? Что именно этот райский уголок, именно этот утонувший в зелени 60-тысячный город воспринимается сегодня (как и весь этот край) не иначе, как фронтовой?
Я замечал, что жители города, находясь под прессом изматывающего двухлетнего напряжения, старались тем не менее не поддаваться унынию. Не все, конечно, но многие из них выглядели на редкость спокойными. Их словно бы не угнетала непредсказуемость складывающейся ситуации. «Неужели случилось самое страшное? — думал я. — Неужели они привыкли? Привыкли жить в опрокинутом мире? Привыкли к лязгу гусениц за окном? Да мыслимо ли такое?».
(Но, может, дело тут было совсем в другом? В защитной реакции человека на столь долгие эмоциональные перегрузки? В сознаний своей правоты? Увы, когда я смотрел на один из разгромленных и сожженых степанакертских домов, где раньше проживали азербайджанцы, мне казалось, что эта правота хрупкая, неустойчивая и что с каждым брошенным камнем, с каждым новым случаем мести она становится все более иллюзорной...
А, может, разгадку следовало искать в том, что надежда умирает последней? Или в том, что они решили стоять до конца, просто не видя иного выхода? Или многое можно было объяснить их затаившейся горечью по поводу того, как трагично все обернулось? Самое вероятное, как я понял несколько позже, все это переплелось, сплавилось одно с другим и укрепило многих карабахцев в состоянии трезвости и кажущегося спокойствия).
Казалось, что этого дома хозяева Навечно в своей; довоенной Европе, Что не было, нет и не будет Сараева. И где они, эти мазурские топи?..
Ну а побывав в Шуше, что находится неподалеку, хоть и отделена от Степанакерта завесой плотного отчуждения и охранными воинскими постами, я тогда рискнул, сделать для себя вывод, что и там во многом было все то же. С той лишь разницей, что население не армянское, а азербайджанское. А так — и та же боль в глазах беженцев, и та же натянутая нить надежды, и та же готовность не выдавать своего душевного состояния, и та же обманчивая тишина.
ПОСЕЕШЬ — ПОЖНЕШЬ
А жизнь продолжалась. Как раз в те октябрьские дни армянская республиканская «Молодежка» , опубликовала большую статью двух своих корреспондентов «Хорошо ли живут карабахцы?». Авторы сделали акцент, как я это понял, на чисто экономической сфере, но затронули и область политики. По их мнению, из-за давления и дискриминации со стороны руководства и ведомств Азербайджана Нагорный Карабах уже не первый год испытывает тяготы и лишения, и мириться с этим больше никак нельзя. В то же самое время по другую сторону баррикады, на страницах азербайджанской прессы, говорилось, что это не так, что на самом деле уровень социально - экономического развития НКАО, уровень жизни, ничуть не хуже, если не лучше, нежели по республике в целом. И уж, наверное, не хуже, чем в селах Нечерноземной зоны России или у шахтеров Кузбасса.
Что я бы мог сказать по этому поводу? У меня сложилось впечатление, что оппоненты говорят хоть и увлеченно, хоть и в острой форме, хоть и о важном,- но все-таки в едином «традиционном» ключе и далеко не о самом главном. А «уровень жизни» в Карабахе видел я разный. В Степанакерте, к примеру, хорошо смотрятся здание обкома партии, дом политического просвещения. Лучшие здания в городе. А неподалеку, у села Нахичеваник, мне показали нечто похожее на старую котельную или сарай. И что же? Оказалось, это больница.
Тут мне хотелось бы еще раз вспомнить 12-13 октября 1989 года — дни траура в Степанакерте по поводу гибели Спартака Акопяна. (Помните, я писал об этом в одной из предыдущих глав?) О чём тогда люди, облеченные властью, не замедлили побеспокоиться? О том, чтобы на эти два дня усилить охрану здания местного обкома партии (да-да, того самого, о котором я упомянул только что), выставить перед ним цепь вооруженных солдат.
В нештатной ситуации, как видно, решили понадежнее его обезопасить. Только вот от кого? От колонны школьников во время шествия? От женщин, организовавших на другой площади города траурный митинг? От подавленных и убитых горем людей?
Согласитесь, такого рода факты обладают способностью больно ранить. Могут ли карабахцы рассматривать их иначе, как звенья одной цепи? Но перенесемся-ка еще на более ранний срок. И вчитаемся з следующие слова:
«В целях обеспечения дальнейшего социального и экономического развития Иагорно-Карабахской автономной области и устранения указанных недостатков Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР постановляют:
1. ЦК Компартий Азербайджана и Совету Министров Азербайджанской ССР, Нагорно-Карабахскому обкому Компартии Азербайджана и исполкому Совета народных депутатов Нагорно-Карабахской автономной области, другим партийным и советским органам и первичным партийным организациям области усилить политическую и организаторскую работу по мобилизации трудящихся на осуществление решений XXVII съезда КПСС, июньского (1987 г.) и февральского (1988 г.) Пленумов ЦК КПСС, курса партии на перестройку, ускорение социально-экономического развития на основе использования достижений научно-технического прогресса и передового опыта, интенсификации общественного производства.
Главной и неотложной задачей считать воспитание трудящихся, всего населения в духе интернационализма, братской дружбы и взаимопомощи, решительно пресекать малейшие проявления национализма и неуважения национальных чувств представителей различных народов».
Такое принимается и публикуется... когда бы вы думали? В конце марта 1988 года. Месяц спустя после кровавого сумгаитского побоища! Как раз в то время, когда карабахиы, да н не только они, на страницах газет, и прежде всего центральных, ждали политической оценки этого преступления.
Ждут политической оценки, понимания, ждут самого элементарного человеческого участия — а что получают? Это ли не оскорбило бы любого из нас? Вот почему в отсвете карабахской вспышки, в ее истоках н движущих силах, несмотря на всю ее многозначность. и глубокий трагизм, я вижу в конечном счете не что иное, как стремление почувствовать себя человеком, как протест карабахцев против унижающей власти. А мог ли этот протест перед лицом местных особенностей не преломиться сквозь призму «успешно решенного национального вопроса»? Мог ли он не показать в истинном виде результаты «слияния наций и народностей, свойственного развитому социализму» и не принять свою специфическую окраску? Мог ли этот протест (естественный и неизбежный в самой своей сути) в условиях нашего сознания и уровня наших мыслей, в условиях наших стереотипов, нашей реальности, «сцементированной» десятилетиями и отторгающей сами попытки демократических проявлений, не привести ко всему тому, что мы имеем в настоящий момент?..
КТО ОТВЕТИТ?
С кем только я не разговаривал тогда, в октябре, по поводу Нагорного Карабаха. В Баку, Ереване, Степанакерте, Шуше, Аскеране, Лачине... Всех эта проблема глубоко волновала, все были ею поглощены. И все, каждый по-своему, реагировали на нее остро. В том числе и один из бакинцев, человек поживший — Вагиф Самедоглу, писатель, член совета старейшин Народного фронта Азербайджана:
— Вы, наверное, заметили, — спросил он меня, — как настойчиво армянские экстремисты поднимают этот вопрос? Как сессия или Пленум, или Горбачев куда уезжает — так всякий раз они за свое.
«Газетное» слово «экстремисты» применительно к массовому общественному движению соседней республики, хоть и произнесенное в мягкой и спокойной манере, непривычно было слышать от почтенного аксакала — гордости азербайджанской интеллигенции. Так ведь я знал, что пришли они — и это слово, и многие ему подобные — не откуда-нибудь, а со страниц прессы, от нас то есть, и не без нашей помоши стали приживаться в качестве «универсальных ответов». Но в накаленной атмосфере карабахского кризиса, думал я, разве могли они не оказаться «флажками» в стравливании народов, не стать изрядной порцией масла, которое плеснули в разгорающееся пламя? И трагическая реальность, когда наряду с мирными выступлениями стали совершаться противоправные действия, стала вестись эскалация насилия и жестокости,— не объяснялась ли она в значительной мере именно теми дополнительными «детонаторами»? То есть именно готовностью нашей встретить в штыки любой проблеск инакомыслия? И вот они — результаты. Ну кто скажет, что мы не пожинаем сейчас свои же собственные плоды?
— ...Если кому-то в Карабахе хочется соединиться с Арменией, — продолжал тем временем мой собеседник, — пожалуйста, пусть уезжает. Референдум по Нагорному Карабаху? Я думаю, в принципе он возможен — в масштабе всей нашей республики. Только зачем нам его проводить, когда и так ясно, что он покажет?
— Вагиф-муаллим, а как насчет концепции академика Сахарова, что всем существующим национально - территориальным образованиям, вне зависимости от их размеров и статуса, следовало бы предоставить равные права? Что Компактные национальные области должны иметь права союзных республик?
— Конечно, я в курсе этой концепции. Но, скажите, почему о ней стали говорить только в последнее время? Почему не раньше, не год-полтора назад? Ведь тогда азербайджанцы, компактно проживавшие в Армении, вполне могли бы потребовать для себя автономии. Их было тогда двести тысяч. А теперь их изгнали.
Трудно было не разделить всей горечи по поводу испытаний, выпавших на долю тысяч и тысяч. К этим тысячам, думал я, слушая Вагифа Самедоглу, приплюсовать бы еще и многие-многие тысячи беженцев армянской национальности. Да-да, именно так думал я тогда: приплюсовать. Слить в фокусе нашей боли каждую из этих трагедий. Издать поименный список гонителей и гонимых, палачей и их жертв. Но только, волновало меня, ни в коем случае не подсчитывать, чьих беженцев было больше, чьих меньше, не взвешивать людское горе на весах разожженной вражды, не провоцировать себя на все новую и новую месть.
Так думал я после встречи со стариком-азербайджанцем, чья дочь была застрелена бандитами на территории Армении в тот момент, когда она находилась в колонне беженцев. Так думал я и позже, в Степанакерте, когда слушал рассказ армянской семьи, бежавшей из Баку, чтобы спасти свою жизнь. Ну а те армяне, кто все-таки решил остаться тогда в Баку, рассчитывая, видимо, что все образуется? Сколько их полегло в январе нынешнего года в результате чудовищной бойни?.. Но убийцам не уйти от ответа за содеянное.
Система взглядов академика Андрея Дмитриевича Сахарова, его концепция по национальному вопросу, способная, быть может, предотвратить многие потрясения и спасти жизнь десяткам людей, пробивалась к нам сквозь бетонную толщу лжи и наветов, а затем сквозь препоны дозированной информации. И пробилась, видимо, с опозданием. А за это ответит кто?
А ЧТО ГОВОРИТ ИСТОРИЯ?
В первой половине октября в Баку мне довелось подискутировать с местными молодыми историками. Говорили они, что «история не может быть предметом политических спекуляций». (Я был согласен). Что даже если Страбон, историк и географ античной эпохи, и относил Нагорный Карабах к Армении, это еще не дает оснований для нынешней перекройки границ. (Что ж, я и здесь не очень-то возражал). И что «субъектом федерации у нас в стране является республика, а не народ». («А хорошо ли это?» — спросил я их. «А где вы видели по-другому?» —- услышал в ответ).
— В любой день готовы мы к полемике, диалогу, — сказал мне Эльдар, старший научный сотрудник Института истории Академии наук Азербайджанской ССР. — Мы заинтересованы в этом. И если вы, скажем, у себя в Кемерове решили бы организовать что-нибудь вроде симпозиума по Нагорному Карабаху, то мы были бы только рады принять участие. Полинстнту-та примчалось бы за милую душу.
Я тогда решил запомнить эти слова. Еще бы, рассудил я, раз такая готовность (обоюдная, надо думать), что могло бы помешать ему и его ереванским коллегам, да и всем, кто заинтересован в поиске истины, померяться силами за «круглым столом» серьезного научного диспута, за обстоятельным разговором об истоках многих наших трагедий, о корнях сегодняшнего «межнационального» катаклизма. Доискаться до сути вопроса, до истинных первопричин. И кому, как не молодым, представителям интеллигенции, не успевшим еще, наверное, пропитаться миазмами взаимного неприятия, выступить застрельщиками. Может, тогда-то и начала бы рассеиваться, наконец, отравленная туча междоусобицы?
...Под треск автоматных очередей и стоны раненых, под взрывы гранат и залпы из охотничьих ружей, под гудение пламени и вопли убиваемых в собственных своих квартирах трудно, конечно, задуматься о делах давно минувших дней. Но как бы ни было трудно, сделать это в настоящий момент необходимо. «История, гудящая история, к чему ж тогда вся пыль твоих архивов», если сейчас, в пору великого пожара, ты не поможешь нам прояснить подоплеку сегодняшнего нашего дня?!
Передо мною — две книги. Одна из них — члена - корреспондента Академии наук Азербайджанской ССР Играра Алиева «Нагорный Карабах: История. Факты. События» — издана месяца четыре назад в Баку. Другая — коллектива авторов под редакцией академика АН Армянской ССР Г. Галояна и доктора исторических наук К. Худавердяна «Нагорный Карабах. Историческая справка» — примерно годом раньше вышла в свет в Ереване.
Эти работы отражают полярные точки зрения. И в то же время оппоненты (в полемичном задоре, быть может, сами того не видя) сходятся кое в чем весьма важном и, я бы даже сказал, принципиальном — в том, что нынешняя территориальная принадлежность Нагорного Карабаха («...оставить в пределах» Азербайджана) была определена 5 июля 1921 года решением пленума Кавказского бюро ЦК РКП (б). То есть решением... восьми человек. Как явствует нз книги Алиева, это были Орджоникидзе, Махарадзе, Киров, Нариманов, Мясников, Назаретян, Орахелашвили, Фигатнер. Был там и член ЦК РКП (б) Сталин. Но он, не будучи членом Кавбюро, решающего голоса не имел.
Дадим слово Играру Алиеву:
«Сущей ложью является утверждение... о том, что НКАО в 1923 году была включена в состав Азербайджанской ССР «волею Сталина». Вопрос этот в принципе был решен еще в 1921 году, когда И. В. Сталин, не бывший тогда еще генсеком, не имел существенного влияния на ход событий».
Дадим слово и коллективу авторов из Армении:
«Решение пленума Кавбюро от 5 июля не выдерживает критики. Оно прямо противоречит ленинскому принципу самоопределения наций. Кроме того, вопрос не был поставлен на голосование; именно «необходимость национального мира между мусульманами и армянами», о чем говорится в постановлении, настоятельно требовала оставить Нагорный Карабах в составе Советской Армении. Об этом свидетельствуют уроки истории».
Как видим, позиции высказаны определенно и однозначно. И все же дают ли те события 69-летней давности достаточные основания для такой конфронтации? Тот факт, что законом стало решение не государственного, а партийного органа, комментировать я не буду. Допустим даже, что именно члены Российской коммунистической партии (большевиков) составляли в самом начале 20-х большинство населения Нагорного Карабаха. Речь о другом. Днем раньше, 4 июля 1921 года, тоже проходило заседание Кавбюро, о котором упоминает коллектив автороз из Армянской ССР, и на нем (опять-таки в присутствии Сталина) решено было включить Карабах в состав ...Армении!
А ведь так и решались судьбы народов. А ведь так и продолжала формироваться наша политика, под жернова которой очень скоро попали и многие из тех, кто ее непосредственно породил. И я представляю, как Сталин, еще не генсек, сидит, попыхивая трубкой, на пленуме Кавбюро ЦК партии, и жадно впитывает в себя закулисные тонкости, мотает на ус...
А. ОРЕХОВСКИЙ.
Баку — Нагорный Карабах — Ереван — Кемерово.
(Окончание следует).
НА СНИМКАХ:
Теперь, наверное, каждый камень карабахской истории, словно бруствер окопа, опален огнем нашей обшей беды. Взгляните на фотографии. Гандзасарский монастырь ХШ века, жемчужина Нагорного Карабаха. И армянские, и азербайджанские круги единодушны в том, что это — святыня. Только вот чья? В атмосфере до предела обострившегося конфликта никто не хочет уступать своего права на первородство.
Беженцы. «Спасены!». Да, этим людям повезло. Они вырвались оттуда, где им угрожала смерть.
